Сегодня мы будем говорить о святом Григории Паламе и cущности исихазма. Константинопольский Собор 1351 года, со времени которого ныне исполнилось 650 лет, уже ясно и дефинитивно утвердил опыт и богословие исихастов. За 10 лет до того, в 1341 году, был первый такой Собор, на котором Палама и его монахи-афонцы представили Святогорский томос, где была изложена суть их опыта и богословского исповедания против Варлаама. Потом, в 1347 году, был еще один Собор, против Акиндина, а Варлаам уже ушел и стал кардиналом, епископом у папы, а после этого поднял борьбу против исихастского богословия.
Так вот, о богословском опыте и оправдании исихазма.
Исихазм - конечно, явление не новое. Вы это найдете у архиепископа Василия (Кривошеина) в его книге, а также у Георгия Острогорского, русского византолога, - он остался у нас и сделал блестящую карьеру, придал значительный вес сербской византологии. Сам он русский, но у него было много учеников, в том числе из греков. Он писал об этом примерно в 1936 году, примерно в то же время, что и иеромонах Василий (Кривошеин), даже немного раньше его.
Исихазм - это молитвенная жизнь, жизнь с любовью, и в то же самое время святотаинственная, литургическая жизнь, в которой, после очищения человека от страстей, он получает глубокий опыт и вкус, видение славы и благодати Божией. Это не просто способ приготовления к молитве, как думал сначала Варлаам и даже некоторые невежи-монахи - объясняли, что надо голову прижимать к груди, следить за своим дыханием и смотреть себе в пуп… Это чепуха, святой Палама это критиковал. Конечно, необходимо хорошо концентрироваться, но это не медитация. Не медитация, но углубление в молитву, чтобы ум шел в сердце. Это глубина человеческого бытия. Как Спаситель сказал: Из сердца исходят злые помыслы (Мф.15.19).
Сердце всегда считалось центром волевой и чувственной жизни, а ум - это рациональный центр мышления. Но Спаситель знал, что говорил, Он знал человека. И сердце - это гораздо больше, чем чувственный или волевой центр. Это самое ядро человеческого бытия. Когда Спаситель говорит: Блаженни чистые сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5:8), это значит, что не только чувства или воля, а весь человек очищен. Это включает, конечно, и человеческое тело, даже физическое сердце. Я был удивлен, когда мне сказал один доктор: "Знаете, в новое время мы признаем большую роль сердца в нервной жизни человека". А я говорю: "Где же вы были до сих пор? Я это знал и без вас".
Или, скажем, такой орган, как живот. Он тоже оказывает большое влияние на нервную, психологическую жизнь человека. И я говорю: "Мы тоже знали это". Когда человек в сильной скорби, то порой (и у меня тоже было один раз) возникает сильное желание рвоты, сводит живот. То есть существует сильная связь между телесной и нервной жизнью.
Сердце - это весь человек. Приступит человек, и сердце глубоко, - говорит псалом, так кратко, лаконично. И поэтому, если молитва творится только умом, то она лишь поверхностна, несмотря на то, что ум - это глубокий орган человека, его души. Но если ум соединится с сердцем, то лишь тогда и сможет единственно функционировать. Такова связь органов, психофизический состав человека. Так об этом говорили Палама и отцы-исихасты.
Есть одно слово о молитве, которое приписывают святому Симеону Новому Богослову, но оно не принадлежит ему. Там говорится: "просохи" - внимание, и "просэвхи" - молитва. "Эвхи" - это моление, молитва, а "прос-" означает приближение, как, например, "ступить" и "приступить". Так и в "просэвхи". А "просохи" также имеет значение близости к чему-либо, внимание к чему-то или к кому-то, близкое к нему.
Внимание, дорогие мои, очень важно в жизни человека. Святой Василий исправляет греческую мудрость. В Дельфах было написано, будто бы пророчица, пифия, говорила: "Познай себя" ("Гносе се автон"). Это Сократ и его ученики любили повторять. Но Василий в одном своем слове говорит, что человек не может познать себя, но может внимать себе. Это из беседы на книгу Бытия, когда Лоту говорит Бог, что надо уйти из Содома, и, уходя, он должен внимать себе: "Просэхе се автон" [В русском синодальном переводе слова Бога звучат так: Спасай душу свою; не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть (Быт.19:17). - Ред.]. Вместо "познай себя" святитель Василий Великий говорит "внимай себе".
Внимательный человек может гораздо больше сделать для себя, внутри себя - в первую очередь, он может привлечь Божие внимание, Божию любовь, Божию благодать. Святой Симеон Новый Богослов говорит, что человек должен подвизаться, молиться, плакать, каяться, совершать подвиги, но должен при этом осознавать, что не подвиги его спасают, а внимание, Божие очи, которые нас видят в этом расположении духа, в этом состоянии. Он, Господь, нас и спасает. Человек этим подвигом просто показывает, что он хочет спасения и располагает себя к этому, то есть, что он внимателен к этому.
В Ветхом Завете больше важное значение придается чувству слуха. Чувство зрения всегда подчеркивали античные греки: все вокруг прекрасно, везде красота, "космос" [первое значение - "украшение, наряд". - Ред.]. Об этом есть хорошая серия книг Лосева: "Эстетика древнегреческой философии". Вся греческая философия сводится к эстетике. Флоровский пишет, что это было и в прошлом веке в русской философии, даже у Соловьева. Таков соблазн эстетики, чтобы все вокруг было красиво.
Конечно, это не отрицает значение видения в Священном Писании. Но, например, вот я читаю лекцию и смотрю на вас. Кто более внимателен - тот, кто смотрит на меня? Однако можно смотреть и при этом отсутствовать. Когда мы были маленькими мальчиками, нас было шестеро, то мать вдруг скажет, например, мне: "А где ты, куда ушел?" - "Нет, я тут". Но она видела, что я "ушел", хотя и смотрю на нее. Но если человек внимает слухом, он не может отсутствовать. Он более сконцентрирован, когда внимает слухом. И вот святой Василий сказал: "Внимай себе".
В этом и заключается подвиг, чтобы глубже молиться в себе, быть сконцентрированным. Отцы однажды так рассказывали о двух монахах, которые шли в церковь. Один постоянно говорил: "Приидите, поклонимся и припадем ко Христу, приидите, поклонимся..." Другой не выдержал и спросил: "Почему же ты не читаешь псалмы, а все время только это говоришь?" Тот ответил: "Я призываю все мои чувства, чтобы они вместе пришли поклониться Христу".
Падение человека, между прочим, в этом и заключалось, как говорит Григорий Синаит, а Симеон Новый Богослов и раньше еще об этом сказал, что человек деконцентрировался: его чувства, мысли, воля, желания - каждое тянет тело на свою сторону. Благодать - это как хороший координатор. Вот в некоторых правительствах: есть министр такой-то и такой-то, а есть министр координации, со-общения, он связывает всех их. Благодать Святого Духа нас объединяет, делает одним человеком. И действительно, когда человек почувствует дар Божий, получит его, то сразу внутри себя он становится одним, единым. Так утверждает исихазм.
Целью, или полнотой, становится явление благодати Божией - чтобы человек всем своим бытием это не только почувствовал, а вкусил и увидел даже. И исихасты говорили: "мы видели такую светлость, как апостолы на Фаворе", и говорили, что эта светлость - Божество, эта светлость - энергия Божества, ее можно разликовать [различить. - Ред.], но она не отделяется от Божества. Поэтому когда приходит Божественная благодать, то приходит Бог - но в энергийном Своем присутствии, а не существенном. И конечно, в личном Своем присутствии, потому что сущность - это всегда сущность кого-то, и энергия сущностная также есть энергия кого-то, она есть деятельность его природы, его сущности. В этом Палама уже исповедал полноту триадологического богословия.
Варлаам отказывался, как философ, по Аристотелю, и говорил, что в Боге нельзя различать такие категории, потому что бытие Бога - просто, "аплотис" (простота), никакой сложности нет, а это вводит сложность. Палама ответил очень умно: как же, разве Сущность Божия и Его Ипостаси - это одно? Мы веруем в три Ипостаси и одну Сущность. Разве это разделяет Бога, разве это делает Бога сложным? Нет, Бог остается прост. Так, если исповедаем Бога триипостасным и всемощным, "пандодимеон" - то есть, что Он имеет мощь, имеет энергию, силу - то этим мы не делаем в Нем никакой сложности. Так Палама говорил языком богословского исповедания, а не философским. Вера дает смысл словам!
Так отцы и раньше делали. Еще Игнатию Антиохийскому евреи говорили: "А у нас есть архив, документы, древности, Священное Писание..." Он им говорит: "Ну и что эти древности? Для меня архив - это Крест, Тело и Кровь Христова, Его смерть и Воскресение!" Кажется парадоксальным: почему это для него архив? Но это для него архив: "Что вы там мне говорите о бумагах или даже о скрижалях закона, ну и что? Бог их разбил. Но когда я страдаю за Христа, я живу и предвкушаю вечное блаженство".
Так и отцы-каппадокийцы говорили: смысл словам дает вера. Есть хорошая статья Лосского об этом: не "Мистическое богословие", а где-то у него есть о вере как о принципе сознания.
Так вот, Варлаам отрицал какое-либо различие и еще больше - разделение - в Боге, а утверждал только вечную простоту. По его словам, святые там только будут приобщаться к сущности Божией, а здесь видят лишь какой-то созданный свет и благодать как созданный дар, как habitus, привычку. Значит, Бог как бы создает такие пакетики, коробочки: как во время нашей сербской катастрофы нам американцы присылали гуманитарную помощь - сначала бомбы, а потом пакетики дают. Вот и Бог якобы дает пакетики, каждому по-своему, но уже видно, что эти пакетики, дары, никакой связи с Богом не имеют! По своей сути, своему содержанию это все внешнее, чужое, созданное. Получается, что мы не имеем общения с Богом.
Или такой пример: возьмем молодую супругу, невесту, которую привели в дом, а муж ее не видит, не любит, не живет с ней, а дает ей каждый день пакетики, дары. Она бы с ума сошла! Помните у Достоевского новеллу "Кроткая" - одна из самых прекрасных его вещей. Я написал даже статью об этом. Она [героиня. - Ред.] не могла выдержать этого "князя", который взял ее замуж: он больше любил себя, а она это презрение и унижение не могла терпеть.
Вот мы приходим к самому главному. Что такое спасение? Это соединение с Богом, самое тесное, самое близкое. Как Христос соединился более чем близко с семенем Авраамовым: "параприсиос", приискренне приобщися техже (Евр. 2:14). "Присиос" - это близко, "присион" - это ближний наш. А "параприсиос" - это еще лучше, еще более, чем просто близко приобщился телу и крови. Самую большую тесноту приобщения мы получаем, когда причащаемся, потом в молитвах говорится: "О Христе, о Мудросте и Слове Божий и Сило, подавай нам истее Тебе причащатися". "Истее" - значит более, чем истово, более глубоко, более причастительно. То же значит и "параприсион".
Итак, мы соединяемся с Богом. Но что это за соединение? По сущности? Тогда мы исчезнем, будет пантеизм, а нас не будет. Бог ведь такой мощный в Своей сущности... Это как если бы мы бросили маленькую крошку хлеба в огонь или капельку воды в океан. Что там с ней будет? Поэтому соединения по сущности нет. Соединение по ипостаси в нашей природе получилось только в Лице Христа. Мы же соединяемся только с энергией Божией, благодаря ипостасному соединению Христа: Он пришел к нам, Он стал посредник, "месситис". "Ходатай" - это не совсем точно, ходатай "ходит" между двумя, так я чувствую это слово. "Посредник" - это тоже "посредствующий" между двумя. А отцы говорили (например, Николай Кавасила во время святого Паламы), что как если бы кто-то третий взял двух людей и соединил их с собой, и они бы стали связаны и стали единым. Так Христос, Посредник, соединил Бога и человека в одно.
Нам все время говорили о теории Маркса, что капитал - посредник между средствами производства (природные ресурсы и проч.) и рабочей силой. Маркс был протестантом, вышел из протестантской среды, и он так осознал понятие посредничества. В протестантизме такое понимание посредника: вот, какой-то посол пошел от Бога к нам, вернулся к Богу и заключил контракт между нами и Богом. Нет, это не воплощение, о чем еще святой Афанасий говорил, и еще раньше Ириней, а Палама повторял. Христос разрушил стену разделения, и Бог стал человеком - Богочеловеком. Значит, благодаря Христову ипостасному вочеловечению, мы можем приобщиться Божественной энергии, а эта энергия и есть содержание Божественной жизни.
Энергия есть у всякого бытия, всякой твари. Даже у камня есть энергия тяжести и силы: когда на ногу положите большой камень, то он давит ногу. Это энергия тяжести. Каждое бытие окачествовано, то есть охарактеризовано качественными характеристиками, и если эти качества убрать, то не останется ничего, будет сущность-фикция. В этом смысле энергии - это способности; сущность проявляет с их помощью свои действия.
Такова онтология Божественной энергии. Поэтому мы можем приобщаться Божественной жизни - жизни, в которой живет Бог. Божественное содержание, этот "перихорез" между Отцом, Сыном и Святым Духом - это радость, любовь, свет, блаженство... Этому мы приобщаемся, и значит, приобщаемся Божеству.
Одно время Палама говорил немного неосмотрительно, как и Ареопагит писал, что сущность Божия - "иперекина", потусторонняя, она даже над-Божественная, "иперфеос". Тогда можно было бы сказать, что энергии - это как бы "дальняя часть" Божества, если можно так выразиться, "ифимени", то есть под-лежащее, находящееся ниже ("иперкимени - над-лежащее). Потом, когда ему указали, что он разделяет Божество, то он отказался от различения этой "дальней части". Все это - одно действующее Божество, а энергии - это несозданные вечные Божественные силы. Если бы Палама жил сегодня, то ему легко бы подошла современная физика.
Таким образом, он утверждал реальность спасения, реальность приобщения. А то вся западная схоластика учила, что Палама говорил о "созданной благодати", gratia creata. Со времени схоластики у них появились и особые иконы: вы видите, что святые такие толстые, и у них такой круг, как бы обруч на голове, ореол, но никакой связи со святым он не имеет, висит отдельно. У православных же можно даже не рисовать никакого нимба: